— Нет, — ответил я. — Пусть это будет для него приятным сюрпризом.
Ленка потеряла дар речи.
— Да не бери в голову, — успокаивающе сказал я. — Ни о чём от его имени я не договаривался. Просто намекнул, что князь, возможно, будет заинтересован, ну так я и уверен, что он заинтересуется.
— Смотри не доиграйся, Кени, — грустно сказала она.
Глава 9
Перед отлётом с виллы Скорцезе я распорядился собрать весь экипаж в кают-компании. Или в рубке — это зависело исключительно от того, с какой стороны от входа встанешь.
— Все собрались? — оглядел я присутствующих, которые в свою очередь с любопытством смотрели на меня. — У меня есть небольшое объявление по поводу предыдущих событий. Не все присутствующие видели, что происходило, но нужно, чтобы все правильно отвечали на вопросы. Капитан, скажите — может ваш компас сломаться и показывать куда-нибудь не туда?
— У нас гирокомпас, — с лёгким удивлением пояснил Наум.
— Так и что из этого следует? Гирокомпас не может сломаться? Или всё-таки может?
— Всё может сломаться, — подтвердил капитан. — У нас гирокомпас уже раз ломался. Очень сложный прибор, и не особо надёжный.
— В таком случае объясняю для всех: наш гирокомпас сломался над Польшей. Мы не сразу это заметили и поэтому сильно отклонились с маршрута. Когда мы обнаружили, что гирокомпас неисправен, и попытались найти коридор, на нас напали поляки. Мы сумели отбиться, но они повредили дирижабль. Мы переждали ночь в лесу где-то в Богемии, а затем сумели найти ориентиры и полетели в Дрезден, куда и летели с самого начала. Все всё поняли?
Экипаж закивал, но лица у всех без исключения были непонимающими.
— Вот эту историю вы и будете всем рассказывать. Детали придумаете сам. Можете врать как угодно, но основные вехи рассказа должны быть именно такими.
— А зачем нам вообще что-то рассказывать? — с недоумением задал за всех вопрос капитан.
— Мы слишком необычно отметились, — вздохнув, объяснил я. — Вы же не думаете в самом деле, что контрабандисты летают как хотят, сами по себе? У контрабандистов, как и у любых организованных преступников, всегда есть хозяева и покровители, скорее всего, из тех же польских магнатов. К этому моменту поляки уже наверняка с ними связались и выяснили, что мы не контрабандисты. Сегодня — завтра они получат информацию из ближайших портов и будут точно знать, кто мы. Лучше заранее распространить правильную версию событий, а то ещё додумаются до чего-нибудь не того.
— Так может, лучше согласовать все детали? — осторожно предложил капитан.
— Ни в коем случае, — решительно отказался я. — Всем известно, что воздушники всегда врут. Если вы будете рассказывать одинаково, все сразу же поймут, что это заготовленный рассказ. Врите побольше, просто придерживайтесь основных моментов.
— Мы не врём! — с обидой заявил Наум, и экипаж согласно закивал.
— Ну и не врите, — покладисто согласился я. — Просто добавьте немного мелких деталей. Ну, что-нибудь там про абордаж, кровавую битву, звон сабель, свистящие у виска пули, координаты клада, которые на последнем дыхании сообщил вам умирающий главарь бандитов. В общем, всё, как вы любите.
Экипаж начал переглядываться, и я понял, что заронил им в головы новые интересные идеи.
— Капитан, где-нибудь в Богемии нужно будет обязательно снять фальшивое название, — добавил я. — Прагу облетаем стороной. А в Дрездене сразу же купите новый гирокомпас.
— Они же дорогие очень, — возразил Наум.
— А что поделать? Гирокомпас на коленке не починить. Если мы заявляем, что он сломался, то должны либо отдать его в починку, либо купить новый. А мастер сразу определит, что наш гирокомпас исправен. Поэтому мы заявляем, что нам некогда ждать, когда его починят, и покупаем новый. Будет у вас запасным.
— Понятно, — тяжко вздохнул капитан. Он явно представил, как будет обосновывать для Зайки расходы на новый гирокомпас, оттого и загрустил. Ссылка на меня ему не сильно поможет — деньги она, конечно, в конце концов даст, но душу из Наума вынет.
— Ну а раз понятно, то за работу, — подвёл итог собранию я.
В этом мире судьба Дрездена сложилась совсем иначе. За него долго вели тяжбу маркграфы Мейсен с бургграфами Дона. Городок Дрезден особым богатством не отличался, и в целом представлял собой ценность невеликую, так что тяжба была многолетней и вялотекущей. В результате бесчисленных судебных разбирательств Дрезден много раз переходил от Мейсенов к Дона и обратно, что, в общем-то, расцвету не способствовало. Каждый раз новые хозяева, здраво оценивая свои перспективы удержать город, выжимали из него всё, что возможно, так что совсем неудивительно, что горожане встретили ликованием императорский эдикт, объявивший Дрезден имперским городом и закончивший таким образом надоевшую всем тяжбу. Надоевшую всем, кроме сутяг, разумеется — они-то как раз и не считали, что шестьсот лет слишком много для судебного процесса.
Когда город, наконец, прекратили грабить временные хозяева, Дрезден начал понемногу оживать. Налаживались торговые связи, население увеличивалось, строились новые красивые здания. Конечно, прижимистым бюргерам и в голову не пришла мысль о картинных галереях и прочих бесполезных глупостях, но в купеческих строениях начало прослеживаться что-то похожее на архитектуру. Вскоре магистрату удалось подмазать правильных имперских чиновников, и город получил разрешение на проведение ярмарок. К тому времени лейпцигская ярмарка была в самом расцвете, и мало кто верил, что Дрездену удастся потеснить Лейпциг, но дрезденские купцы совершили невозможное и всего лет за двадцать сумели замкнуть на себя значительную часть торговли с Польшей. Маркграф Мейсенский скрипел зубами, но сделать ничего не мог — к тому времени пфальцграф [21] Саксонский, по слухам, крепко поссорившийся с курфюрстом, сделал Дрезден своей резиденцией и столицей пфальцграфства.
Одним словом, здешний Дрезден был совсем непохож на Дрезден Августа Саксонского из того мира, и вместо причудливого барокко щеголял тяжеловесным купеческим стилем, а скорее даже отсутствием какого-либо определённого стиля. С другой стороны, этот Дрезден был изрядно побогаче того, и его не превращали в груду камней англичане. Лично я на месте дрезденцев тоже предпочёл бы обойтись без оперы.
Расстояния в Европе смешные, и мы прибыли в Дрезден ещё до обеда. Капитан авторитетно заявил, что хлопоты с гироскопом и дырой в обшивке затянутся как минимум до позднего вечера, так что ночевать нам придётся здесь. Ленка немедленно оживилась — ванные комнаты никогда не были сильной стороной курьерских дирижаблей, обычно дело там ограничивалось примитивным душем с жёстким нормированием воды. Я и сам был рад возможности немного отдохнуть от спартанских условий, так что после завершения таможенных формальностей мы немедленно отбыли в лучшую гостиницу, без особой фантазии названную «Саксонией».
— Какая безвкусица, — поморщилась Ленка, разглядывая из окна наёмного лимузина особняки на главной улице.
— Купеческий город, что ты хочешь, — пожал я плечами. — Им главное, чтобы выглядело дороже, чем у соседа.
— Не люблю я торгашей, — пожаловалась она.
— Тогда тебе вряд ли кто-то здесь понравится, — хмыкнул я. — Они здесь все торгаши, даже дворяне. Саксонцы давно уже не саксы, все те свирепые германцы остались далеко в прошлом. Даже бельги уж на что были дикарями, и те сейчас воюют исключительно кошельками.
— Почему это вдруг дворяне здесь торгаши? — недоверчиво спросила Ленка. — У нас вот дворяне не торгуют.
— У нас запрещено, вот и не торгуют, а так тоже бы в торговлю ударились. Князь наш сознательно отделяет тех, кто правит, от тех, кто торгует. Драгана как-то мельком сказала мне, почему — князь считает, что чем больше торгаши пролезают во власть, тем больше государственные интересы подменяются личной выгодой. И ты знаешь, я с ним согласен.